Тогда я не ходил в школу и ничего не знал о религии и устройстве мира, это время было раем. Мне было 5 лет.
Мы с моим дедушкой — он был шейхом — кочевали на Севере Синайского полуострова с верблюдами. Сейчас бедуины все меньше и меньше кочуют, но раньше исламские кочевники никогда не были привязаны к одному месту. Мы всегда отправлялись в путь с восходом солнца и не знали, где будем ночевать.

Тогда я засыпал на пляже и часто видел во снах белый корабль. Он проплывал с востока на запад по морю — это всегда был одинаковый сон.

Однажды я проснулся на песке после этого сна и увидел то же самое небо, море и белый корабль наяву.

Сейчас я живу вдали от своей семьи, на берегу Эйлатского залива. Я не сильно привязан к людям: каждый вечер, когда я наедине со звёздным небом, я понимаю, что могу быть до конца честен только перед природой. Здесь я нашёл сам себя.
Спустя 30 лет я иногда вижу тот же белый корабль, проплывающий по заливу. Это чувство до сих пор со мной.

Где я чувствую себя дома? Везде, где есть пляж. Я дома всегда, когда я на берегу, стою на песке перед морем.

В детстве я не чувствовала себя уютно и тепло дома. У меня стёрлись почти все воспоминания, но я помню зажатость, стыд, неуверенность.
В мыслях я всегда была далеко от родителей и от места — и вообще постоянно жила мечтами о путешествиях. Тот дом, в котором я была в детстве, не совпадал со мной и моими ценностями. А когда мне исполнилось 12, мать уехала на три дня и больше не вернулась. Кажется, привязываться к людям я не научилась.

В 14 лет я уехала путешествовать и проехала всю Европу. Парадоксально, но мне было комфортнее спать в палатке или на заправке, чем в своей спальне.

Возвращение домой тогда мне снилось в кошмарах. Но когда я вернулась и рассказала о путешествиях бабушке, она смогла это по-настоящему принять. Этот момент стал первым шагом к воссоединению с домом.

После этого я путешествовала ещё два года — разгоняясь быстрее в погоне за миром. Я не волновалась ни о чем, мне не снился дом, у меня не было привязок. Была только дорога и неизвестность — без прошлого и ностальгии.

Но потом в моменты слабости, усталости и разочарования в дороге у меня начал прорисовываться образ дома, в который всегда можно вернуться. Это стало тем, ради чего стоит продолжать путь.
Это чувство, которое всегда где-то ждёт в виде людей, места, предметов. Это безусловное принятие.

Свой город как интересное место я открыла для себя снова только после того, как увидела весь мир, а ценность привязанности — только после освобождения.
Сейчас я знаю, что чувство дома для меня — это возможность кого-то по-настоящему любить и знать, что тебя принимают.
Ты знаешь о многообразии мира — от тропиков до пустынь, но всегда возвращаешься в один единственный сад. Это и есть дом.

Я родился в Южном Судане, и мое сердце навсегда останется там.
Детство было самым счастливым временем: тогда я чувствовал себя по-настоящему дома. Для меня это ощущение связано с суданской культурой: природа людей в Судане — доброта.
В каждом доме в Судане есть комната — место перед входом в квартиру, в которое может войти любой человек с улицы и остановиться там на столько, на сколько хочет. Дверь в эту комнату не закрывается никогда. Для меня это отличная иллюстрация того, как мы все принимали друг друга.

Много лет назад я переехал учиться в Египет, и сейчас я не могу вернуться жить в Судан из-за политической ситуации.
После жизни в Каире и скитаниям по большим городам я понял, что не могу выносить жизнь здесь. Для меня нет ничего ценнее людей и их отношений, а в городах я не могу найти близость.

Оказавшись на Синае 10 лет назад, я начал заниматься своим кэмпом — соломенными домиками на берегу моря. Тогда я понял: да, я не могу вернуться домой, но на Синайской земле я могу взрастить свой подход к жизни. Основа для меня — культура Южного Судана и религиозные концепции, которые мне достались от моего дедушки, исповедующего суфизм.

Я отношусь к гостям как к семье, и любой путник может остановиться здесь бесплатно, если ему это необходимо. Когда я забочусь, когда я принимаю гостей, когда встречаю старых друзей — мне никогда не одиноко, и в эти моменты я воссоединяюсь со своим детством, своей страной. Я ужасный бизнесмен, но зато я отлично практикую суданскую доброту здесь.

Так я нашел второй дом, дом вдали от моей страны.

Я родился и прожил всю жизнь в Петербурге. Чувство дома связано у меня со стабильным местом, любимыми людьми, защищённостью. В первую очередь дом для меня — это семья.

24 февраля я понял, что мое ощущение дома уже не станет прежним. Все осталось, как было, но стало совершенно другим — это очень противоречивое, сложное чувство. Как будто кто-то зашел внутрь дома и начал его разрушать без моего ведома — так политика может сломать маленькие крепости тысяч людей.

В начале марта мы с женой уехали из страны. Когда я уезжал, я не был уверен, что поступаю правильно: базово я могу существовать в Петербурге, рядом со своими родителями, работой. Все мои потребности были бы там удовлетворены, но мне не хочется делать жизнь выживанием: эмоционально мне в разы тяжелее оставаться в России. В том месте я больше не чувствую доверия. Мой дом перестал быть крепким, и я не уверен, что хочу просыпаться с чувством страха и незащищенности.

Политические события заставили меня отделить себя от любимых людей расстоянием. И сейчас мне особенно важно сохранять привычные опоры «дома»: общаться с семьей, делать то, что ассоциируется с домом. Для меня это чайная церемония: я дома тогда, когда могу сесть и налить чай.

Я вряд ли решился бы уехать из страны без жены. Она как раз была тем, что соединяло меня с чувством дома.
Но история сложилась так, что жена ушла от меня неделю назад. Это событие — еще один разрушительный удар по фундаменту. Сначала мне хотелось убежать куда-то, где меня спасут и защитят. Я хотел улететь в Россию к друзьям, спрятаться, соединиться с тем, что осталось. Так в чужой стране я как будто еще раз потерял дом.

Но я остался здесь. Для себя я решил, что возвращение — это шаг назад к разрушенным стенам. Все эти события помогут мне снова обрести себя истинного там и с теми, где я хочу быть — но путь нужно пройти заново и найти что-то новое.

Сейчас я нахожусь как будто в лимбе: я и не здесь, и не там. Я потерял привычное, но не обрел новое.

Я в пути к самому себе в новом мире.

В детстве меня постоянно перевозили с места на место, перебрасывали из рук в руки. Однажды мать забрала меня из детского сада в Электростали и прямо оттуда в спешке отправила к дедушке в Евпаторию, а едва я успел пойти в начальные классы и найти друзей там — мать приехала и так же неожиданно забрала меня назад. Проходные комнаты, отсутствие личных вещей и игрушек, несколько съемных квартир продолжались все детство.
Мир был дуальным: я ненавидел мать и Электросталь, любил деда и Евпаторию, куда меня отправляли каждое лето.

После университета я уехал автостопом в Азию, прожив два года в разных странах. У меня никогда не было привязок к месту, и только я успевал где-то обосноваться и найти близких людей — как все пропадало или я не мог осознать, что хочу с ними задержаться. И я ехал дальше, продолжал путь. У меня никогда не было возвращения, дороги домой.

Географически я никогда не соотносил себя с каким-то местом: мир слишком большой, чтобы жить только в одной стране, а в России я себя чувствую иностранцем. Я не связан с одной страной или одной культурой, я легко могу жить где угодно.
Иногда место кажется мне похожим на Евпаторию — вспоминаются запахи моря или летней жары, и это сразу сближает с пространством.

В 25 я купил квартиру в Москве, но чувство дома в ней не появилось, к тому же Москва чем-то напоминает мне Электросталь. Когда я ее сдал, мне стало гораздо легче: меньше соблазнов туда возвращаться и больше шансов быть в дороге. Парадоксально, но всех своих близких людей я никогда не вижу в Москве, зато всегда встречаю в разных странах.

У меня не получается осесть на месте и надолго привязаться к квартире или людям, скорее я даже не умею этого делать. Но я очень люблю ехать к кому-то — я постоянно кочую от одних людей к другим. Место — пусто и бессмысленно без людей, поэтому мое чувство дома раскидано по всему миру.

Я прожил более 30 лет в Минске. Я его никогда не любил и уехав не скучал ни секунды. Пока я там жил, я ощущал себя как дома лишь когда приезжал в Барселону. Там я начинал улыбаться выйдя прямо из аэропорта. Я очень дорожу этим чувством и, думаю, переберусь жить туда.

Из Минска я уехал жить в Киев. Мне там все очень нравилось, и то самое недостающее ощущение стало постепенно появляться. Все шло по любви и взаимной радости, а свобода и расслабленность, которую я там чувствовал, отразилась в творчестве - в более свободных формах и линиях, в цвете.

24 февраля разбило это ещё шаткое чувство радости и дома, которое только-только появилось. Я вынужден был уехать. 25 февраля я закрыл дверь квартиры и сказал себе, что возможно я больше не увижу друзей, свои вещи, свои работы. Тяжело было принять, что жизнь, которая тебе нравилась — у нас появились друзья, нам нравился город, на горизонте вырисовывалась весна — теперь стерта, и как раньше больше никогда не будет.
Сейчас я в промежуточном состоянии и местоположении. По ощущениям я бездомный в смысле привязок к карте и месту.

Но я пришел к тому, что мой дом - это мой внутренний мир и творчество, которое всегда со мной, несмотря на внешние изменения. Я сейчас могу им заниматься как и раньше - в этом сейчас и всегда мой дом.